ПРИТЧА

– Мастер! Вы величайший творец, какого только знала история! - воскликнул юноша, стоя возле полотен учителя.
Глаза его горели, и румянец заливал щеки. Несколько дней назад учитель сказал ему, что пришло время познавать тайны мастерства. Долгие годы ученик ждал этого мгновения. И с тех пор как он впервые услышал имя художника от своего отца, желание увидеть полотна великого мастера не оставляло его. И вот настал священный миг: учитель раскрыл перед ним мир, прекрасный и непостижимый, полный света и музыки. Как зачарованный стоял юноша возле полотен художника, и в унисон с ними звучало его сердце.
– Вы величайший мастер, учитель! – шептал он, не в силах отвести взор от манящих, поющих лучей света. - Вы величайший мастер!
Учитель был доволен. Но не похвалой, не признанием, а блеском, который излучали глаза ученика. «Значит, я не ошибся. Значит, мой труд не пропадет даром. Значит, я был прав, когда однажды впустил этого мальчика в свою жизнь, полную трудов и забвения. Он терпеливо ждал, был верен и послушен. Теперь он вознагражден за годы ожидания. И я тоже… Я сделаю его своим учеником», - так размышлял мастер, наблюдая за юношей, следящим с трепетом за тем, как на полотнах угасает вечерний свет и мир окутывается пеленой ночи. Когда же ночь скрыла от взора оба мира, юноша будто очнулся от глубокого сна и впервые за вечер посмотрел на учителя. Неподвижный, в свете луны он казался каменным изваянием древнего, сурового бога… И оба хранили молчание.
Шли месяцы. Юноша стал подмастерьем. Он терпеливо изучал основы ремесла, во всем полагаясь на своего учителя. Он день и ночь трудился над картинами, творя свой мир. В нем светило солнце, бежал ручей, вились на ветру листья деревьев и с ветки на ветку порхали птицы. Многие, видевшие его работы, удивлялись мастерству юноши, столь быстро овладевавшему приемами сложного искусства. Но чем больше тайн узнавал ученик, чем быстрее овладевал ремеслом, тем яснее понимал, что никогда не создать ему ничего, подобного тому, что создает его учитель.
Картины учителя сияли, картины ученика – лишь тускло отражали манящий, блистающий свет. Картины учителя пели, картины ученика – молчали. Картины учителя были полны таинства и гармонии, картины ученика были лишь цветом и формой.
– Я бездарен. Я недостоин быть Вашим учеником, - сказал однажды юноша своему учителю. – Вы многому научили меня. Но я знаю, что никогда мне не стать подлинным мастером. Я смотрю на Ваши картины, и мне кажется: я могу перечислить приемы, использованные в каждой работе. Но есть в них нечто, что не поддается моему разуму, что наполняет мою душу неизъяснимой радостью, но вместе с тем и бесконечной печалью. Я смиренно преклоняюсь перед моим великим учителем, но сознаю и свою бездарность. Поэтому я ухожу. И клянусь, что никогда более не прикоснусь к кисти ни ради забавы, ни ради хлеба, чтобы не осквернить своей бесталанностью священное искусство, коему служит мой учитель.
Учитель молчал. Он сознавал справедливость слов своего рассудительного ученика. Юноша был смекалист, ловок, любознателен, прилежен и трудолюбив, но дара художника у него, действительно, не было. И все же за долгие годы старик успел привязаться к сметливому мальчику. И, наконец, признался себе: несмотря на свою любовь к труду и одиночеству, он был рад, что может передать свои знания, свое мастерство – Ученику. Теперь Ученик покидал его.
– Куда же ты отправишься? – спросил его мастер.
– Мир велик. Пойду по городам. Овладею каким-нибудь ремеслом. Вы же знаете: я учусь быстро, - с усмешкой ответил ученик, но голос его едва заметно дрожал.
Они молчали. Что они могли сказать друг другу, Учитель и Ученик, навсегда расстающиеся, но остающиеся верными священному искусству? Они и без слов понимали друг друга. Любовь и преданность неведомому, суровому богу - одного из них заставляла навсегда уйти, другого – смиренно благословить и простить.
– Что ж, позволь мне, прежде чем ты навсегда покинешь мой дом, преподнести тебе один подарок, - тихо заговорил Учитель. – Я никому еще не показывал эту работу, хотя написал ее очень давно, когда был таким же юношей, как ты теперь. Идем.
И Ученик, возможно, в последний раз, последовал за своим Учителем. Они вошли в небольшую комнату, освещенную нежными лучами заходящего солнца. Золотые искорки бродили по стенам. День угасал. Учитель подошел к холсту и бережно, неторопливо стал поднимать серебрящуюся завесу, скрывающую за собой еще нетронутое чужим взглядом изображение. Далекая, прекрасная музыка наполнила чуткий слух Ученика. Мелодия вилась, и в такт чудесной музыке скользили по стенам золотые солнечные искры. Пространство наполнялось светом. Он ликовал, кружился, обволакивал, пел, сиял. И в этом сиянии таял привычный мир и творился новый: чистый, благоуханный, манящий. Ученик не сводил глаз с непостижимой сияющей симфонии Света... «Что это?» – прошептал он.


– Что это? – прошептал Ученик.
Когда Учитель вновь набросил на холст серебристую ткань, стояла уже глубокая ночь. Не отвечая, он вышел из комнаты.


– Ты, действительно, хочешь знать, что это? - заговорил Учитель, разжигая тусклый огонек лампы. – Увы, я не знаю, Ученик мой. Всю свою жизнь я пытался разгадать этот образ. Но так и не смог. Я пытался повторить его. Но так и не сумел. И если мои картины чаруют и завораживают, если в них слышится далекая прекрасная музыка, то знай: это только потому, что в них звучит отголосок той недосягаемой, непостижимой мелодии, имя которой - Свет.
Я стар и одинок. Кто знает, что станется с моими работами, когда я умру. Возможно, они будут преданы забвению, возможно, огню. И лишь одну из них я хотел бы спасти. Потому что знаю, что, хотя я держал в руке кисть, я кропотливо смешивал краски, и я терпеливо трудился, нанося их слой за слоем на хрупкое полотно, - создана эта картина не мной. Она, непознанная, сияющая Вечным Светом, – единственная достойна жизни. Я хочу, чтобы ты сохранил ее в своем сердце, мой Ученик. Возможно, тебе удастся постичь ее. А теперь иди. Уже светает.

Собрав котомку, рано утором Ученик покинул дом своего Учителя. Уже совсем рассвело, когда он позволил себе в первый раз обернуться и оследний раз взглянуть на маленькое, скромное жилище, долгие годы служившее ему кровом. Несмотря на яркое солнце, в окне все еще горел огонек лампы. Ученик, заподозрив неладное, поспешил вернуться. Войдя в комнату, он увидел своего Учителя лежащим на полу. Тусклый огонек старой, давно отслужившей свой век лампы едва дышал, а затем и вовсе погас. Стоя возле тела любимого Учителя, Ученик поклялся, что во что бы то ни стало постигнет образ таинственного полотна.
Много лет странствовал Ученик по городам, с легкостью обучался ремеслам, развлекая и удивляя горожан своим мастерством. И ни разу со дня своей клятвы не прикоснулся он к кисти, глубоко в душе завидуя тем, кто без боязни берет в руки кисть и смело, без сомнений наносит краски на белоснежный, сияющий холст. Неудачи не расстраивают их. И боль от неверного штриха не пронзает их сердце. Они, словно дети: играют в мир, и счастливы своим неведением.
Ученик же каждый раз при виде красок и холста вздрагивал, душа его трепетала, но, единожды узревший истину, он уже не мог поступиться ею ради краткого мгновения радости.
Завидев художника, пишущего картину, Ученик устремлялся к нему, пытаясь распознать в нем своего Учителя, но, приблизившись, понимал, что картины художника пусты и немы, подобно его собственным. И проходил мимо, не останавливаясь, мысленно повторяя суровую клятву, данную Учителю и жестокому богу, внушившему ему жажду творчества, но не наделившему священным даром, превращающим ремесленника в творца. И тогда он решил навсегда отказаться от мечты, все еще тлевшей в его душе, - стать Мастером и, подобно Учителю, создавать волнующие, прекрасные, неведомые, неподвластные даже ему самому миры.
И тщетно Ученик пытался постичь полотно, увиденное им в ту далекую ночь в доме Учителя. Ее образы повсюду преследовали его: в луче солнца, в шелесте листьев, в дыхании ветра, в трепете волн, в смутных, неясных движениях сна, - но оставались лишь недосягаемыми, непостижимыми символами.
Но вот однажды, в одном из снов, Ученику показалось, что он приблизился к разгадке таинственной картины, полной завораживающего Звука и Света. Ему снился далекий вечер в доме Учителя, серебристая завеса, золотые искры на стенах и …
Когда он проснулся, стояла глубокая ночь. Он помнил, что во сне пытался коснуться полотна, но не мог.
«Оно - везде, оно - Весь Мир!» – шептал Ученик. Освещаемый тусклым светом луны, он нараспев читал далекие, неведомые строки. Замерший и внимательный, он был похож на древнего, сурового бога, низвергнутого на землю, но, как и прежде, гордого и властного. Он не знал языка и не знал смысла чарующих слов, но эта песня была прекрасна. И хотя пел ее он сам, он понимал, что создана она не им, что она священна и непостижима, что она – это звучание самой Вечности, это – Весь Мир!
Утром, проснувшись, Ученик забыл песню, но повсюду слышал ее отзвук… И с тех пор он начал бережно и прилежно подбирать звуки своего родного языка, сплетая их в пока неясные даже ему самому слова, чтобы хоть немного приблизить их звучание к звучанию далекой, неведомой Песни, пропетой им однажды во сне...

На главную страницу >>>